– Хорошая она у тебя, – выдавливаю улыбку. – Совсем не Натаха.

От той пирогов не дождёшься. И Гордей рядом с ней всегда холоден был и собран. А сейчас цветёт, как довольный кот, наевшийся сметаны.

– Даже не напоминай, – отмахивается. – Скажи лучше, что дальше думаешь делать?

– Не знаю. Я в раздрае полном. Маша без сознания, прогнозы врачи делать не торопятся.

– А сын?

– Сын…, – лёгкая улыбка трогает мои губы. И в груди немного согревается от мыслей о том маленьком копошащемся комочке, которого я успел в больнице увидеть. – Сын в порядке. Я его видел… Крошечный совсем, а глаза Машкины. Он сейчас в каком-то боксе специальном лежит. Кстати, – хлопаю себя по лбу, – мне же в магазин детский надо. Мне врачиха список дала того, что нужно малышу привезти, – достаю из кармана джинсов скомканный листок.

– Ну и чего ты молчал? Заехали бы в сразу. А теперь я уже выпил.

– Такси есть для этого.

– Ладно, что-то придумаем, но я не об этом. Маша как чувствовала, что такая ситуация может произойти. И я обещал ей, что в детский дом ребёнок не попадёт, – сверлит меня взглядом.

– Что? Какой детский дом, сдурел? – смотрю на него гневно.

– Ну, почему-то твоя жена была уверена, что тебе сын окажется не нужен. Вот что ты с ним будешь делать?

– Не знаю… Разберусь как-то. Стоп…, – ещё одна невесёлая мысль долбит в голову. – Тёще надо позвонить.

Это будет непросто, сообщить ей о том, что произошло, но… тянуть с этим нельзя.

– Я покурю?

– Балкон там, – указывает Гордей.

Выхожу, затягиваюсь никотином. Тяжело вздохнув, набираю тёщу.

Не слишком умело подбираю слова, но суть передаю. Начинается ожидаемые слёзы, истерика. Успокаиваю как могу.

– Как же это случилось? – причитает. – Всё же хорошо было. Машенька от нас такая воодушевлённая ехала и чувствовала себя хорошо.

Виновато молчу. Тёще пока не тороплюсь каяться. Пусть с Машей прояснится сначала. Потом повоюем.

– Я приеду, – всхлипывает тёща. – Сегодня уже ничего к вам не идёт. Завтра выеду, билеты сейчас закажу.

– Приезжайте, – соглашаюсь не слишком охотно, но понимаю, что это неизбежно. Да и с ребёнком тёща точно сможет помочь, если придётся.

– А внучик как мой? Ты видел его?

– Хорошо, – хоть тут есть чем поделиться приятным. – Врачи говорят, что здоровенький.

– Ой, малюточка мой, да как же так. Машенька так его ждала, – снова проезжается тёща наждачкой по нервам своими причитаниями, и снова ревёт.

Успокаиваю снова, прощаемся. Обещаю встретить её на вокзале.

Возвращаюсь на кухню.

– Иди, приляг, отдохни, – предлагает Гордей.

– Нет. Я поеду. В больнице побуду. Сыну всё отвезу и про Машу узнаю.

– Если бы были изменения, тебе бы позвонили.

– Знаю. Но там мне спокойнее.

Уже в прихожей звонит телефон. Номер незнакомый. Сердце замирает, так теперь каждый звонок током бьёт по нервам.

Отвечаю. Доставка. Не сразу понимаю, о чём речь. И только после объяснений курьера вспоминаю, что заказал в интернет-магазине всё для ребёнка из Машкиной корзины.

– Что там? – хмурится Гордей.

– Помощь нужна. Кроватку вечером приедешь собирать?

– Хм, интересный опыт, – потирает бороду. – Приеду. И как раз кое-что про Наташки узнаю. Насчёт бумеранга, – проговаривает загадочно.

Злость снова вспыхивает внутри. Лучше бы не напоминал.

Выхожу. Иду медленно к проспекту, в надежде там поймать такси. Вдруг взгляд цепляется за купола храма.

Сам не понимаю как и зачем, но ноги несут меня туда…

Глава 14.

Захожу в мрачное помещение храма. Запах воска, ладана и ещё каких-то трав или благовоний.

Я не слишком верующий, и в церкви не был много лет. В детстве бабушка брала меня с собой на службы. Но всё, что я запомнил – мне было скучно, непонятно и не нравилось там.

Вот только прямо сейчас в памяти вспыхивает ярким пятном, как бабушка плакала и молилась у какой-то иконы за деда, когда он в больнице лежал после инсульта. Дед потом вернулся к жизни и прожил ещё довольно долго. И бабуля часто повторяла, что это она его у Бога отмолила.

Раньше я не задумывался об этом, а вот сейчас готов сделать что угодно, чтобы Машку к жизни вернуть. Хоть Богу молиться, хоть дьяволу…

Знать бы ещё, как…

Осматриваюсь, храм почти пустой. У икон горят свечи, женщина в платочке крестится, целует икону, стоящую по центру.

Мне тоже нужно сделать так? Не вижу смысла, если я не понимаю значения этого всего. Отхожу в уголок, сажусь на лавку.

Прикрываю глаза, думаю о Машке. Вспоминается наша первая встреча. Она в парке сидела у фонтана и задумчиво смотрела на воду. А я в кафе обедал напротив, да так и завис на этой картине. Её образ сразу долбанул мне в грудь, не позволяя отвернуться. А когда девушка встала, чтобы уйти, я бросился за ней, боясь, что уйдёт. Догнал… С тех пор больше и не отпускал.

И сейчас не смогу отпустить. Потому что люблю её, сейчас даже сильнее, чем раньше.

Чувствую, рядом присаживается кто-то. Поворачиваюсь, та самая женщина в платочке.

– Чем-то помочь вам, молодой человек, – смотрит участливо.

– Не знаю, – пожимаю плечами. – У меня жена в больнице без сознания. Я шёл мимо и решил зайти, – бормочу сбивчиво.

– Это хорошо, что зашли. Это Бог вас привёл. А значит, можно ещё жену вашу спасти. Надо только очень искренне об этом Его попросить.

– Да я и молитв никаких не знаю.

– А это и не нужно. Бог, он же с душой нашей общается, для него все наши мысли и чувства открыты. Он сразу видит, кто со злом пришёл, кто с корыстью, а кто с чистым сердцем. У меня вот тоже дочка болеет, и уж много раз нам врачи говорили, что нет надежды. А мы всё ещё боремся. Просто пойдите, купите свечку, поставьте вон возле той иконы. Она чудотворная. Попросите помощи. А дальше… на всё воля Божья, – разводит руками.

– Спасибо, – киваю благодарно.

Следуя совету, иду к лавке с церковными товарами. Покупаю тоненькую свечку. Подхожу к иконе, о которой шла речь. Рассматриваю её.

На ней изображена Богородица с младенцем на руках. Какое-то время собираюсь с мыслями, потом всё же подношу свечку к огню, она легко загорается, ставлю её в подставку.

Смотрю на огонь и мне чудится, что я вижу в нём лицо жены. Маша так же, как святая на иконе, держит нашего сына. И мне отчаянно хочется увидеть эту картину вживую.

Мысленно прошу всех святых послать сил моей Машеньке, прошу вернуть мне её, прошу у неё прощения за все мои ошибки.

Вдруг пламя свечи вздрагивает от налетевшего сквозняка, я у меня всё обмирает внутри. Мне кажется, что это Машкина жизнь. Если погаснет сейчас эта свеча, то и её жизнь оборвётся. Я бросаюсь к свечке, прикрываю её руками, бережно защищая пламя от ветра.

Через пару секунд пламя выравнивается, перестаёт нервно дрожать, разгорается с новой силой, а я зажмуриваюсь, выдыхая с облегчением. Тёмная пелена страха отпускает.

Я с колотящимся в горле сердцем ещё раз повторяю, как нужна мне моя девочка, как я хочу, чтобы она снова была здорова, улыбалась, радовалась этому миру. Как хочу увидеть нашего сына на её руках. А ещё… Я клянусь сделать всё от меня зависящее, чтобы Маша была счастлива.

Долго стою так. Выхожу из храма с каким-то необъяснимым чувством. Как будто плита, которая давила всё это время на мою грудь, стала немного легче.

В кармане вибрирует телефон. Достаю его, принимаю вызов.

– Здравствуйте, это лечащий врач вашей жены, мы общались сегодня.

– Да! – воздух застывает в лёгких.

– Скажу честно, напугала она нас, приборы начали шалить, и показатели сбились, но потом всё нормализовалось, и сейчас ваша жена начала дышать самостоятельно, без помощи аппарата. И динамика наметилась положительная.

Стекаю на ближайшую лавку.

–Я скоро приеду, – сообщаю хрипло.

– Да, приезжайте, я вам подробнее расскажу.

– Спасибо!

Отключаюсь, смотрю на небо. Губы растягиваются в благодарной улыбке.